Изучила концы ребер и поверхность, где тазовые кости соединялись спереди: лонное сращение. На ребрах сравнительно неглубокие выемки в месте, где хрящи присоединяли их к грудине. Волнообразные бороздки на поверхности лонного сращения, на внешней границе каждого – крошечные узелки кости.
Горловые концы ключицы срослись. На верхнем краю бедренных костей сохранились тонкие разделительные линии.
Я сверилась с моделями и гистограммами, записала свою оценку. Женщине было от двадцати до двадцати восьми лет, когда она умерла.
Хардуэй требовал полный анализ верхнего трупа. И снова я начала с рентгеновских снимков. И снова ничего особенного, кроме отлично прорезавшихся зубов.
Я уже подозревала, что и вторая жертва – женского пола, как и говорила Райану. Раскладывая кости, подметила гладкость черепа и тонкое лицевое строение. Широкий короткий таз с явно женской лонной областью подтвердил мои первоначальные догадки.
Возраст второй женщины почти тот же, что и у первой жертвы, хотя на лонном сращении бороздки чуть поглубже, узелков вовсе нет.
Значит, вторая жертва немного моложе, около двадцати лет.
Чтобы определить происхождение, вернулась к черепу. Классическое лицевое строение, особенно в носовой части: глаза широко расставлены, узкие каналы, выдающаяся нижняя граница и ость.
Я сделала замеры для статистического анализа, но уже могла сказать, что женщина – белая.
Измерила длинные кости, скормила данные компьютеру и заложила регрессивные уравнения.
Я отмечала примерный рост в бланке, когда зазвонил телефон.
– Если я останусь тут еще хотя бы на один день, придется заново учить язык, – сказал Райан, потом добавил: – Целый год.
– Садись на автобус и езжай на север.
– Я думал, все дело в тебе, но теперь вижу, что ты не виновата.
– Трудно заглушить голос предков.
– Точно.
– Узнал что-нибудь новенькое?
– Обнаружил сегодня утром громадную записку на бампере.
Я молчала.
– Иисус любит тебя. Все остальные считают ослом.
– Ты позвонил, только чтобы сказать мне это?
– Так говорилось в записке.
– Мы религиозный народ.
Я посмотрела на часы. Два пятнадцать. Я сообразила, что умираю с голоду, и потянулась за бананом и "Мун-пай", которые захватила из дома.
– Я тут наблюдал за маленькой коммуной Дома. Бесполезно. В четверг утром трое верующих загрузились в фургон и уехали. Больше ничего.
– Катрин?
– Ее не видел.
– Проверил номера?
– Да, мэм. Оба фургона зарегистрированы на Дома Оуэна на адрес в Адлер-Лайонс.
– У него есть права?
– Выданы в великолепной Южной Каролине в восемьдесят восьмом. Записей о предварительном разрешении нет. Преподобный явно пришел и просто сдал экзамен. Тогда же оплатил страховку. Наличными. Заявлений нет. Дорожных нарушений или повесток в суд нет.
– Коммунальные услуги?
Я пыталась не шуршать целлофаном.
– Телефон, электричество, вода. Оуэнс платит наличными.
– Номер социального обеспечения?
– Выдан в восемьдесят седьмом. Но здесь он не проявлял никакой активности. Ничего не оплачивал, не требовал никаких пособий.
– В восемьдесят седьмом? Где он был раньше?
– Хороший вопрос, доктор Бреннан.
– Почта?
– Наши ребята не любят переписку. Получают обычные поздравления, адресованные "получателю", счета за услуги, и все. У Оуэнса нет ящика, а может, и есть, но на другое имя. Я немного поохотился на почте, но ничего не нашел.
В дверях появился студент, я покачала головой.
– На брелоке от ключей есть отпечатки?
– Три красавчика, но ни одной зацепки. Дом Оуэнс прямо мальчик из церковного хора.
Мы погрузились в молчание.
– Там живут дети. Социальную службу проверял?
– Да, а ты соображаешь, Бреннан.
– Просто часто смотрю телевизор.
– Я заскочил в социальную службу. Примерно полтора года назад им звонила соседка, беспокоилась за детей. Миссис Эспиноза. Они прислали своего человека. Я читал отчет. Чистый дом, улыбающиеся здоровые дети, все дошкольного возраста. Специалист решила, что все в порядке, но порекомендовала повторную проверку через шесть месяцев, которую так и не провели.
– Ты говорил с соседкой?
– Умерла.
– А собственность?
– Тут такое дело.
Прошло несколько секунд.
– Ну?
– Я весь вечер в среду сидел над бумагами на собственность и налоговыми документами.
Райан снова замолчал.
– Пытаешься вывести меня из себя? – поторопила я его.
– У нашего клочка земли богатая история. Знаешь ли ты, что с начала тысяча восемьсот шестидесятых до конца века там располагалась школа? Одна из первых средних школ исключительно для черных детей в Северной Америке.
– Не знала.
Я открыла диетическую кока-колу.
– И Бейкер прав. С тридцатых до середины семидесятых годов землю использовали для рыбалки. Когда владелец умер, собственность перешла к его родственникам из Джорджии. Наверное, им не слишком нравились морепродукты. Или замучили налоги. Так или иначе, они продали землю в восемьдесят восьмом.
На сей раз он не выдержал паузы первым.
– Покупатель – Ж.Р. Гильон.
Я вспомнила имя за долю секунды.
– Жак Гильон?
– Oui, madame.
– Тот самый Жак Гильон?
Я крикнула так громко, что посреди коридора остановился и обернулся на меня студент.
– Скорее всего. Налоги оплачивал...
– Официальным чеком "Ситикорп", Нью-Йорк.
– Верно уловила.
– Черт возьми!
– Хорошо сказано.
Ничего себе новости. Владелец собственности в Адлер-Лайонс имел еще и сгоревший дом в Сен-Жовите.
– Ты говорил с Гильоном?